"ПОДОБНАЯ ИГРА... ИМЕЕТ СВОЕ ВОЛНЕНИЕ"

В Ассоциацию музеев Екатеринбурга нередко приходят приглашения посетить эксклюзивные, особенно интересные выставки в Государственном музее А.С. Пушкина (ГМП, г. Москва). Друзья заранее оповестили нас об открытии у них 10 сентября проекта "Я в карты не люблю играть..." и надеются, что кто-либо из уральцев сможет приехать в сентябре в столицу, чтобы лично погрузиться в пушкинскую эпоху в Доме-музее В.Л. Пушкина на Старой Басманной улице: "Я в карты не люблю играть…", – писал В.Л. Пушкин в стихотворении "Люблю и не люблю". "Страсть к игре есть самая сильная из страстей", – считал его великий племянник. Между этими полюсами – целый пласт светской и повседневной жизни русского дворянского общества XIX века, имевший свои побудительные мотивы, законы и традиции, приметы и суеверия и даже собственный язык.

Карточные игры подразделялись на "азартные" и "коммерческие". Коммерческие игры рассматривались обществом как приличные, азартные – встречали решительное моральное осуждение и формально были запрещены, хотя практически процветали. В коммерческих играх – с относительно сложными правилами – выигрыш определялся расчетом, и опыт и интеллектуальное превосходство одного из противников обеспечивало успех.

Азартные игры строятся так, что игрок вынужден принимать решение, не имея практически никакой информации. Его выигрыш определяется случаем, и играет он со случаем, а не с другим человеком. Начиная с петровских времен, русское дворянство размышляло над ролью случая, противоречием между железными законами внешнего мира и жаждой личного успеха, самоутверждения, игрой личности с обстоятельствами. Роль случая подчеркивала значение в игре выдержки, хладнокровия, мужества, способности не терять головы и сохранять достоинство в гибельных ситуациях, то есть тех качеств, которые требовались в сражении и на дуэли.

Отсутствие свободы в действительности уравновешивается непредсказуемой свободой карточной игры. Неслучайно отчаянные вспышки карточной игры неизбежно сопутствовали эпохам реакции. Так, глухие 1824 и 1825 годы сопровождались взрывом безудержной карточной игры. Такая же волна повторилась в мрачные николаевские 1830-е годы.

С другой стороны, пересечение принципа регулярной государственности и пронизывающего все здание общества произвола создавало атмосферу непредсказуемости. Становясь как бы моделью общественной жизни, карты сулили успех, удачу, а, главное, власть.

Именно эта жажда власти, которая сосредотачивается в руках умелого банкомета, привлекает к себе опытных игроков. Даже ведя честную игру, опытный хладнокровный банкомет превращается для взволнованного и неосторожного понтера в воплощенный образ судьбы.

В конце XVIII – начале XIX века карточная игра приобретает черты универсальной модели жизни. Как говорит персонаж драмы М.Ю. Лермонтова "Маскарад":

"Что ни толкуй Вольтер или Декарт –

Мир для меня – колода карт,

Жизнь – банк; рок мечет, я играю,

И правила игры я к людям применяю".

Игра становится также центром мифообразования эпохи.  П.А. Вяземский писал об отчаянной азартной игре: "Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Хороша и благородна ли эта страсть, эта поэзия – другой вопрос. Один из таких игроков говаривал, что после удовольствия выигрывать, нет большего удовольствия, как проигрывать".

Коммерческие игры тоже имели свою поэзию: поэзию домашней идилии. Это приятное времяпрепровождение, сопровождаемое часто весельем и шутками. Здесь выигрыш или проигрыш был только предлогом для возбуждения интереса к игре и не порождал азарта.

На выставке при помощи изобразительных материалов, книг и предметов декоративно-прикладного искусства сделана попытка показать, какое место карточные игры занимали в системе ценностей русского дворянского общества.

Выставка будет работать для посетителей до 15 марта 2026 года в Доме-музее В.Л. Пушкина на Старой Басманной улице, д. 36".